понедельник, 13 июня 2011
шикарный текст! и музыка! я восхищаюсь автором)) Вообщем атмосферно... читайте, не пожалеете!
31.01.2011 в 20:26
Пишет
вэнс:
для
Marviraсказка-размышление.
now public)Лестницы, ведущие в огоньИмс/Артур
mild R за взрослые темы
вдохновлено оригинальной заявкой, "Одиночеством" Иосифа Александровича Бродского и телефонными разговорами.
название взято у Анаис Нин.
я писал это под определенную музыку и советую читать именно под нее
читать дальше
In this where I am for your sake,
Stuck between sleep and awake?
My mind is dreaming of things.
Are you listening?
I took you for granted again
And threw you aside
And pretended for one minute that I had control of my life,
And direction it seemed to be in
I was wrong again,
are you listening?
* * *
Его голос льется сквозь спутниковый эфир, как вода, и затекает внутрь. Просачивается в легкие, обволакивает так, что трудно дышать. Так, что пальцы становятся холодными и влажными и судорожно хватаются за скользкий пластик трубки.
Его голос, приглушенный статикой, будто за тысячу миль отсюда. Непривычно усталый голос, с появившимися в нем ржавыми хриплыми полутонами, словно он долго кричал откуда-то издалека, прежде чем ты его услышал. Зовет тебя по имени. Тремя звуками, которые похожи на упавшую в песок гальку, от которых вдруг захолаживает под ребрами. И комната уходит из-под ног, как палуба – это усталое сознание постепенно теряет равновесие, качается на волнах этого голоса, и еще не верит, что действительно его слышит. И еще не знает, какой будет следующая реплика, и предательски молчит.
* * *
– Мог бы и предупредить, что эту дрянь не пьют стаканами, – бормочет Артур, цепляясь непослушными пальцами за рукав Имса. Обычно он не позволяет себе подобных прикосновений, но алкоголь ослабляет вечный морской узел его самообладания, и он начинает больше напоминать живого человека, а не вулканского засранца, ревностно охраняющего священные земли собственной неприкосновенной самодостаточности.
– А ты бы послушался, – Имс пытается выудить из кармана пластиковую карту-ключ, что вовсе не просто, когда изнуренное алкоголем тело пытается использовать его в качестве оружия в борьбе с вышедшей из подчинения гравитацией. – Мне вообще показалось, что ты основательно вошел во вкус где-то после третьего шота. Никогда бы не подумал, что услышу, как ты декламируешь матерные лимерики.
– Я не перестаю тебя удивлять, правда? – говорит Артур, кое-как складывая губы в самоуверенную усмешку.
Имс смотрит на него и улыбается, качая головой.
– Честное слово, Артур, надо чаще тебя спаивать.
– Чтобы было над чем потом поиздеваться? Даже не думай, – прозвучало бы куда убедительнее, если бы он не споткнулся о порог. – Что-то не узнаю эту комнату.
– И не должен. Мы в моем номере, – отвечает Имс, зажигая настольную лампу, которая заливает помещение светом оттенка растопленного сливочного масла.
– Потому что?..
– Потому что ты был немного занят избавлением от излишков алкоголя, пока я объяснял таксисту, куда ехать.
– А, – он вздыхает и небрежно проводит тыльной стороной ладони по губам. – Верно, сам бы я вряд ли согласился на…это.
– Почему? Отели не нравятся? – Имс стягивает пиджак и бросает его на спинку кресла.
– В жизни каждого человека, Имс, наступает момент, когда номеров с него уже достаточно, – отвечает Артур и заваливается на идеально застеленную кровать.
Он раскидывает руки, скользя ладонями вверх-вниз по покрывалу, словно играет в снежного ангела, и несколько мгновений разглядывает потолок, прежде чем сказать:
– У тебя что тут, долбаная карусель вместо кровати?
Артур похож на сумасбродного подростка, который незаметно для себя выпил отцовскую заначку скотча целиком и изо всех сил пытается сделать так, чтобы никто не заметил. Но лжец из него никудышный, так что провести Имса ему почти никогда не удается. Когда впервые видишь Артура, он кажется непробиваемым, кажется, что пробраться под его броню невозможно, но на самом деле, все довольно просто, если как следует присмотреться и никогда не исходить из предположения, что он действительно такой, каким себя преподносит.
Он запутанный, как его собственное имя, Артур. Доподлинно неизвестно, откуда оно взялось. Возможно, пошло от британского “art” – «медведь», соединенного с “viros” – «человек». Или же от ирландского “art” – «камень». Так звали короля бриттов, который, как гласят легенды, правил вместе со славными Рыцарями Круглого Стола. Он мог быть, а мог и не существовать вовсе. Вот и Артур – как старинное кельтское сказание, в котором вымысел так тесно сплелся с правдой, что не сразу различишь, где кончается одно и начинается другое.
Арти выдают глаза. Всегда только глаза. Он будет огрызаться и щелкать зубами, но если не обращать на это внимания, если поймать его за подбородок и заставить взглянуть прямо на тебя – увидишь. Как будто однажды он заснул щекой на тетради под старый альбом The Cure, и проснулся в тишине, на пятнадцать лет старше, одетым с иголочки, с заряженным револьвером в руке, в неведомой стране, которая и не сон, и не реальность, и так испугался, что забыл, как его зовут. Но ко всему на свете можно привыкнуть, даже к этому. И теперь Артур управляется с невыразимым точными, выверенными движениями, позволяющими не тратить ни одной лишней секунды. Он спрятал прежнего себя, с непринужденной грацией заслонив его безупречным мужчиной с обложки GQ, отполированным до такой степени, что, кажется, любые волнения отскакивают от этой зеркальной поверхности, которая словно делает его неуязвимым, но Имс чувствует, что он далеко не неуязвим. Возможно, в гораздо большей мере, чем кто-либо другой.
Эта подспудная уязвимость, мягкое подбрюшье его доспехов, заставляет Артура защищаться, временами выходя за рамки самозащиты и превращая ее в нападение. И в такие моменты Имсу хочется не то наблюдать за ним, аплодируя в нужных местах, не то сгрести в охапку и крепко держать, пока не перестанет вырываться.
А сейчас он спрашивает:
– Может, тебе водички налить? Ванная вон за той дверью, если понадобится. Надеюсь, ты в курсе, что горничные не придут к нам на помощь до самого утра, так что давай без неожиданностей, договорились?
– Имс, – Артур осторожно поворачивает голову и смотрит, как он надевает вытянутую футболку, в которой привык спать. – Я не понимаю, как можно было не заметить, что мне тридцать, а не тринадцать. Это как-то слишком даже для тебя.
– Твое мнение о моих умственных способностях как всегда лестно, детка, – с усмешкой бросает Имс через плечо.
Артур складывает руки на животе и говорит:
– Почему ты всегда такой, Имс?
– Какой? – он подходит к кровати и смотрит на Артура сверху вниз, натыкается на его расфокусированный взгляд, свидетельствующий о состоянии, в котором мир кажется полным мягких вращающихся вещей, а собственное тело – космическим кораблем без прилагающейся инструкции по управлению.
– Такой. Как будто тебе это нравится, – отвечает Артур, в свою очередь уставившись на него лихорадочно блестящими глазами. – Я же вижу, понимаешь? Правда, вижу, но…
Имс вздыхает и опускается на колени, потому что, раз уж им придется спать вместе, делить постель с обутым человеком ему совершенно не хочется.
Артур приподнимается, опираясь на локти, и как завороженный следит за ним.
Следит за тем, как Имс прикасается к его правой лодыжке и ставит его ногу себе на колено. Как уверенные пальцы распутывают узел шнурков, вытягивают их из отверстий, ослабляя натяжение. Осторожно снимают ботинок. Придерживают за подъем, отставляя обувь в сторону.
У Артура теплые ноги. Тонкие выступающие косточки прощупываются под шелковистой трикотажной тканью. Он беспокойно ерзает, не зная, куда деваться от этого странного прикосновения.
– Что, щекотки боишься?
Артуру хочется закрыть глаза и сгореть. А лучше – сплавиться с покрывалом из скользкого полиэстера, таким же, как и в любом другом отеле на этой чертовой планете. Кто-то в этот самый момент умирает. Для кого-то мир перестает существовать. Кто-то рождается, кому-то к виску приставили пистолет, кто-то затаривается выпивкой в круглосуточном магазинчике на углу. А здесь, в полутемной вращающейся комнате, кто-то вдруг говорит:
– Я не привязываюсь к людям, – и сглатывает незаметно пересохшим горлом. Слова прилипают к нёбу, не желая выбираться на свет божий и что-то менять. Возможно, навсегда.
– Я тоже, – отвечает Имс, не поднимая глаз, и принимается за вторую ногу.
На этот раз его руки задерживаются на лодыжке Артура чуть дольше, не торопясь скользят по нагретой теплом тела коже, чтобы потянуть за шнурки. Артур чувствует, как по спине ползут колкие мурашки. Хрупкое равновесие его затуманенной алкоголем реальности тоже начинает дрожать и колебаться.
– Мне не нравятся мужчины, – проговаривает он. Он не знает, какое отношение это имеет к происходящему. Не знает, почему это должно быть важно, как это может удержать расползающееся по ниточке полотно их вечной игры в целости. Или стереть холодное, пугающее чувство внутри, которое остается неназванным из-за смазанных опьянением эмоций. Кажется, что стереть его может только прикосновение, и оно же – сделать окончательно невыносимым.
– Я запомню, – Имс отпускает его и встает.
Продолговатая лампа над зеркалом в ванной включается с характерным электрическим гулом. Голубоватый свет делает его лицо неестественно бледным, а щетину на щеках и подбородке – сизой, как голубиные перья. Он чистит зубы, замечая, что делает, только когда почти закончил. Умывается прохладной водой, глядя в темный зев сливного отверстия. Полотенце стерильного белого цвета пахнет прачечной и руками неизвестных горничных.
Когда он возвращается в комнату, Артур уже спит. Забрался под покрывало и свернулся клубком, спиной к ночнику, вцепившись в подушку обеими руками.
Имс осторожно садится на противоположную сторону кровати, и он ворочается, не открывая глаз, приподнимает край одеяла. Через пару мгновений рука Артура опускается и остается лежать на отогнутом уголке ткани.
Это приглашение. И в то же время, нет. Они оба знают, что должно случиться как-то иначе, не так и не сейчас.
Поэтому Имс просто ложится и закрывает глаза, медленно выдыхая, когда Артур неуклюже тянет покрывало вверх, чтобы укрыть его. Он почти уверен, что незадолго до рассвета голова Артура оказалась у него на плече, а ноги с наполовину сползшими носками – между его собственных.
К тому моменту, когда Имс просыпается, он, конечно, уже ушел. Но его присутствие выдает и смятая подушка с едва уловимым сладковато-древесным запахом, смешанным с чем-то, напоминающим сливовое вино. И раздвинутые шторы, впускающие тусклый нью-йоркский солнечный свет. Даже пиджак, брошенный ночью на кресло, аккуратно висит на спинке стула.
Имс потягивается и не торопится вставать, зарывается лицом в подушку, на которой спал Артур. Так легко представить, что сейчас он выйдет из ванной, поправляя свой всегда идеальный «виндзор» и выговаривая что-нибудь относительно обидное по поводу привычки до полудня валяться в кровати. Но его здесь нет, он не хочет здесь быть.
На полочке в ванной, под стаканом для зубных щеток лежит карточка отеля с написанными на ней стремительным, но убористым почерком Артура словами: «Доброе утро. – А»
* * *
Имс решает позвонить ему только поздним вечером, объясняя это самому себе тем, что нужно хотя бы справиться о его похмелье. Это было бы, по меньшей мере, вежливо. Определенно.
Он нажимает на кнопку вызова и подносит телефон к уху. Смотрит на ночной город и собственное отражение в окне номера, пока из динамика доносятся длинные гудки соединения. Всего десять.
– Да, – Артур в своем стиле, как всегда собран и спокоен. Ни в его тоне, ни в интонации нет ничего особенного, чего не было бы там вчера или в любой другой день. Это удивительно успокаивает и в то же время разочаровывает.
– Эй, – Имс коротко откашливается, прежде чем продолжить. – Ну как твое похмелье?
Артур коротко выдыхает в трубку. Наверное, улыбается уголком рта и опускает глаза.
– Прекрасно себя чувствует и признательно за беспокойство, – отвечает он.
– А его владелец?
– Он…
Имс слышит высокий женский голос, с притворным недовольством заявляющий: «Артур! Хватит болтать, ты же обещал, что сегодня только мой» Из динамика доносится шорох и скрип дивана или кровати, и она, кем бы она ни была, говорит: «Ну-ка, дай сюда», Артур отвечает: «Перестань, это важный звонок», и они смеются. Артур смеется. Открыто и радостно, как умеют только дети и очень счастливые люди. Имс ловит себя на мысли, что никогда не слышал его таким. Хочется увидеть его лицо с озорными ямочками на щеках. Хочется, чтобы он смеялся так чаще.
– Имс, извини, я тебе перезвоню, хорошо? Я хотел с тобой…
Конец вызова.
* * *
Артур решает позвонить ему только поздним вечером следующего дня. Он всю ночь не сомкнул глаз, пытаясь мысленно спланировать свою речь, подобрать какие-то мифические верные слова, которые расставили бы все точки над «и». Четверть часа вглядывался в третью за день чашку кофе, так внимательно, словно где-то в глянцевой черноте под кромкой бежевой пенки прячутся готовые реплики. Когда Артур, наконец, решил сделать очередной глоток, кофе, конечно, остыл, поэтому он выплюнул его обратно в чашку и с досады вылил в раковину. Он не знал, что сказать Имсу, потому что не понятия не имел, как объясниться даже с самим собой.
Он не привязывается к людям, вовсе нет. Исключением может быть разве что Дом, с которым они так давно работают бок о бок, что он уже и не помнит, с чего все началось. Впрочем, все-таки помнит. Он помнит их первый сон до малейших деталей, сон для них троих: Артура, Дома и Мол. Их прекрасной, очаровательной Мол, от которой невозможно было отвести взгляд, и все, кто знали эту женщину достаточно долго, чтобы действительно ее узнать, не могли устоять перед ее вкрадчивым шармом. С ней было тепло. С ней они чувствовали себя семьей. Артуру всегда были рады в доме сначала Доминика и Мол, а потом и мистера и миссис Кобб. Он был их другом, но это куда больше напоминало отношения между самыми близкими родственниками. Мол часто говорила, что всегда мечтала иметь младшего брата, такого, как их Артур.
Мол больше нет. Мол превратилась в жестокого призрака подсознания, который убивает и причиняет боль недрогнувшей рукой. Такое случается, когда люди уходят.
Он не привязывается к людям.
Но что тогда так противно ворошит мысли и тянет все внутри, заставляя пальцы в сотый раз пробегать по кнопкам? Почему он снова решает набрать нужный номер и снова передумывает? Артур начал раздражать сам себя.
Он долго ждет ответа. Наконец, из трубки доносится хрипловатый голос Имса:
– Артур.
– Я тебя не разбудил? – спрашивает он, потому что такая фраза как нельзя более уместна для начала разговора в это время суток.
Артур слышит шорох ткани и глубокий вздох. Должно быть, он потягивается и садится в кровати, поудобнее устраиваясь на подушках. Артуру несложно представить его движения – он видел, как Имс просыпается под «car ma vie, car mes joies…» достаточно раз, чтобы запомнить.
– Нет, я просто… – короткая пауза. – Телевизор смотрел.
Артур невольно прислушивается, пытаясь различить смазанный шум ночного эфира, но ничего не слышит.
– Имс?
Зато ясно различает звук, похожий на глоток, совсем рядом с трубкой. И почти сразу:
– Что?
Артур медлит, прежде чем спросить, но вдруг устыдившись собственной нерешительности, говорит:
– Зачем ты вчера звонил?
Следующей реплики Имса он ждет немного дольше.
– Какая разница, Артур? – резко отвечает тот. – Ты звонишь мне сейчас, и я полагаю, тебе самому есть, что сказать. Или так, о погоде поболтать захотелось?
– Имс, ты не с той ноги встал? Я просто хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.
– Хочешь, чтобы я ответил на твой вопрос? Не все в мире происходит, потому что ты этого хочешь, детка. А если я тебе совру, подойдет?
Артур снова слышит шелест простыней и звук, напоминающий позвякивание брючного ремня.
– Не стесняйся, у тебя это прекрасно получается, – ядовито говорит он. – С тобой ведь там кто-то есть, да?
– Не напомнишь, как конкретно тебя это касается?
И Артуру не хочется больше пытаться. Каждый может ошибиться и сделать неправильный выбор, даже если какое-то время этот выбор кажется правильным. Он ведь с самого начала сказал себе «нет», и сам теперь удивлялся, с чего ему вдруг показалось, что это «нет» могло бы превратиться в «да».
– Никак. Но знаешь, в таком случае не было никакой необходимости мне врать, – отвечает он. – Не то что бы я…
– Ревновал?
– Интересовался деталями Вашей личной жизни, мистер Имс.
Он швыряет трубку на стол и хватает с полки ключи. Громко хлопает дверью.
Имс осторожно кладет телефон на прикроватную тумбочку, трет глаза и сжимает пальцами переносицу. Оборачивается. У его «гостя» карие глаза, темные, чуть вьющиеся волосы и кожа цвета топленого молока. Тонкие губы, изогнутые совсем как у Артура, но то, как они сложены в вечную ухмылочку, кажется тошнотворно непристойным. «Гость» удивленно поднимает брови, когда Имс сует ему сложенную пополам купюру и указывает в сторону выхода. Снова застегивает ремень и натягивает сброшенную второпях футболку.
– Ты от него так просто не отделаешься, старик, – говорит он. – Кто бы он ни был, этот твой Артур, он круто тебя задел.
– А тебя кто-то спрашивал? – огрызается Имс. – Получил свои деньги и вали отсюда.
* * *
Высокая блондинка заходит в его квартиру и улыбается. Голосом стюардессы трансатлантического рейса сообщает об исключениях из списка ее услуг, о вариантах оплаты и о тарификации внеурочного времени, если вдруг возникнет необходимость. «В этом чертовом городе, – думает Артур, – даже у проституток есть корпоративная этика».
Он не встает с кресла. Девушка подходит к нему, покачивая бедрами, и спрашивает, с чего ему хотелось бы начать. Он отвечает: «Не знаю, это Вы тут профессионал». Она снова корпоративно улыбается, опускается перед ним на колени и протягивает руку к его лицу.
Нетрудно представить, как эта безымянная девушка сбрасывает платье и дотрагивается до сосков, чуть приподнимает свои идеально круглые груди. Как она ласкает себя наманикюренными пальчиками, глядя ему в глаза. Как эти же самые пальчики обхватывают его член и ритмично движутся вверх и вниз. Картина ясна, просто-таки текниколор. Секс – это всегда неплохо, но иногда в нем нет ничего, кроме банальной механики тел. Нужные кнопки в правильной последовательности. Угол наклона, звуковое сопровождение. Отработанный алгоритм.
Артур знает, что когда все закончится, и она уйдет, ему не станет легче.
Девушка отточенным движением расстегивает его брюки и стягивает белье, чтобы приступить к работе. Ее серо-голубым прозрачным глазам не хватает мудрой иронии, вокруг них нет сетки морщинок от бесконечно меняющихся выражений лица. И губы у нее недостаточно пухлые. Ее золотые локоны падают Артуру на колени, и их призрачная тяжесть кажется неверной, лишней, выпадающей из контекста.
Он закрывает глаза, чтобы забыться в потоке ощущений, но за опущенными веками картины, которые ему не хочется видеть, становятся только ярче. Образ воображаемого «его», того, кто тогда был с Имсом. Каким он был? Был ли похож на самого Артура? Как они это делали, когда он им помешал? От услужливо подкинутого сознанием видеоряда его начинает подташнивать.
Артур снова открывает глаза и наматывает прядь волос девушки на ладонь. Нежность сегодня неуместна.
* * *
Первые несколько дней он ждал хотя бы некого подобия извинения. Имс, конечно, не из тех, кто извиняется. Он предпочтет просто загладить собственный косяк и продолжить с того же места, на котором все застопорилось. Но в этот раз не вышло даже так.
Ничего не изменилось, если подумать. Небо не опустилось Артуру на плечи, мир не потерял ни красок, ни запахов, и никакая невыносимая боль не отравляла его существование. Ничего, кроме постоянно напоминавшей о себе не сложившейся случайности, застрявшей в мыслях, как заноза. Впрочем, когда привыкаешь терять, это перестает казаться таким уж важным.
Только по ночам время останавливается, и бессонница размывает края реальности, мешая краски и стирая грани. По ночам он остается лицом к лицу с собственными мыслями, с собственным одиночеством. Когда сон все никак не приходит, Артур проигрывает в голове разговоры, которым не суждено состояться. Перед его глазами оживают сцены из другой, так никогда и не случившейся жизни. Он не позволяет себе ни капли сожаления, потому что знает: планирование прошлого – самое бессмысленное занятие на свете. Прошлое – единственная неизменная данность, с которой ничего нельзя поделать, как бы сильно ему этого ни хотелось. Нельзя отмотать до нужной отметки и попробовать снова – вдруг что-то не было учтено, вдруг что-то было истолковано неверно. Артуру хочется все переиграть, подобрать правильную комбинацию. Возможно, другие слова.
Но что сделано, то сделано. А законы настоящего предельно просты – или ты сам творишь свою судьбу, или плывешь по течению и окончательно теряешь вектор. Ему кажется, что где-то по пути он уже его потерял.
В одну из таких ночей идет дождь. Артур смотрит в окно и наблюдает за стекающими по стеклу ручейками воды. Отдельные капли напоминают ему лунный ландшафт, расцвеченный уличными огнями. Ровный стук по подоконнику и глухой шум льющейся воды, похожий на чей-то шепот, смешиваются с тишиной, и оттого она кажется еще более мертвой. Город жжет фонари. Когда он вглядывается в них, они словно становятся ярче, но их свет застревает в стене дождя и не достигает комнаты. Когда темнота начинает действовать ему на нервы, Артур встает и щелкает выключателем в надежде, что ярко-желтые лампы накаливания отгонят демонов одиночества. Краем глаза он замечает собственное отражение в окне – неестественно блестящие от недосыпания глаза, заострившиеся скулы, растрепанные волосы. Ему совсем не нравится то, что он видит.
На столе оживает телефон, и Артуру вовсе не хочется отвечать, но какого черта, думает он, вряд ли в этой подводной камере смертника может стать еще невыносимее.
– Ты почему не спишь в такое время? – говорит Имс.
Артур никак не ожидал, что в ночь, когда небо льется на землю, ему вдруг позвонит его призрак.
– Откуда ты знаешь, что я не сплю? – бормочет он, просто чтобы сказать хоть что-нибудь и проверить, действительно ли это реальность. Он не помнит, как засыпал.
– Ты же ответил почти сразу.
Артур вынимает из кармана игральную кость и бросает ее себе на колени. Четверка. Бросает снова. Двойка. Реальность.
– Артур?
Он не знает, что говорить. Как будто дождь попал ему в горло, и все слова соскальзывают вниз, валятся в желудок холодной речной галькой.
– Артур, ты меня слышишь? Извини, если я правда тебя разбудил.
Артур просто слушает. Прислушивается к его дыханию и далекому шуму дождя, хотя нельзя с уверенностью сказать, откуда этот шум – из динамика или из-за окошка.
– Нет, – слова, наконец, возвращаются. – Нет, я не спал. Я просто…
– Слушай, если я не вовремя…
– Тебе все еще снятся сны? – неожиданно спрашивает Артур.
Ему не хочется, чтобы этот разговор тоже исчез, растворился в веренице остальных выдуманных им за столько ночей. Но и сказать все, что он говорил воображаемому Имсу, совсем не просто.
– Да, время от времени. А тебе?
– Почти нет. Что тебе снится?
Артур слышит долгий выдох и шорох одежды. Имс отвечает ему не сразу.
– Разное. Разные вещи из прошлого… Иногда мой отец, наши вечные переезды. Школа, первая любовь, всякое такое.
– Не могу себе представить, что ты правда когда-то ходил в школу, – он улыбается, коротко, но очень искренне.
– А вот это уже смахивает на оскорбление, детка, – притворно обиженным голосом. – Я не такой идиот, как ты думаешь.
– Я совсем не то хотел сказать, извини. Просто тебе всегда так комфортно в собственной шкуре, что трудно вообразить тебя подростком. Комплексы, кризис переходного возраста.
Имс удивленно хмыкает.
– Вопреки распространенному мнению, я не родился с парой железных яиц. Ну, может, все-таки с ними, но знаешь, не то что бы кто-нибудь их замечал первые лет десять с хвостиком.
У Артура вырывается короткий смешок, и Имс, немного поколебавшись, тоже улыбается в ответ. Никогда не знаешь, смеется он над тобой или над какой-нибудь мелочью жизни. Но сейчас его смех искренний и теплый, словно Артур делится каким-то секретом, и Имсу кажется, что он был бы счастлив хранить этот секрет всю оставшуюся жизнь.
– Ты все еще с ней? – с наигранным безразличием спрашивает он.
– С кем?
– С той девушкой, которая хотела тебя всего целиком.
Артур глубоко вздыхает прежде чем ответить. Проводит ладонью по горячему лбу и закрывает глаза.
– Имс. Это моя старая подруга. Мы с ней жили через улицу, когда нам было по четырнадцать. Она была в городе проездом, и мы… Господи, почему ты просто не спросил?
– Не то что бы я имел право спрашивать, – тихо говорит Имс.
Артур колеблется и нервно теребит пуговицу рубашки у самого горла. Воображаемый диалог незаметно пробрался в реальность, и самое время для одной из отрепетированных, идеально составленных реплик, которые легко и просто распутали бы все, что скрутилось между ними морским узлом. Но ему в голову приходит только:
– Тебе оно еще нужно?
Какое-то время Имс молчит. Слышно, как где-то вдалеке капли дождя звонко стучат по металлической поверхности вроде крыши автомобиля или телефонной будки.
– Тот парень, – словно через силу проговаривает он, – с которым я тогда был. Я выпроводил его сразу же после того, как ты позвонил. Знаешь, он был похож на тебя, и этого показалось достаточно, но слышать твой голос и…
– Мне расценивать это как «да»?
– А ты все еще сомневаешься?
– Ты способен хоть раз просто ответить на мои вопросы вместо того, чтобы ходить вокруг да около и усложнять всем жизнь?
– И много у тебя вопросов?
– Достаточно.
Артур слышит хлопок и постепенно удаляющийся скрип колес вперемешку с отрывистым хрипом неисправного глушителя. Начинает казаться, что дождь идет прямо у него над ухом. Сердце делает бешеный скачок и начинает биться где-то в горле. Это похоже на падение с крыши небоскреба в замедленной съемке – успеваешь заметить пролетающие мимо этажи, пока тело разрезает превратившийся в мягкое покрывало воздух, и чувствуешь, что летишь. Это пьянящее, экстатическое ощущение, хоть рано или поздно все равно ударишься об землю и превратишься в груду смятой плоти, потому что летишь на самом-то деле вниз. И видишь неумолимо приближающийся асфальт, но это совершенно неважно, ведь прямо сейчас у тебя выросли крылья.
– Ну, у нас вся ночь впереди, – слова Имса заглушает шум дождя.
Артур встает с кресла и начинает мерить шагами гостиную, зарываясь пальцами в волосы и прикасаясь ко лбу холодной, влажной ладонью.
– Где ты? – спрашивает он.
– Напротив твоего дома. Тут льет, как из ведра.
Оживает домофон, и Артур быстро жмет на кнопку. Раздается еще один хлопок, и шума дождя больше не слышно.
– А теперь поднимаюсь по лестнице. Напомнишь номер квартиры?
– Четвертая, – говорит Артур, отпирая дверь, и выглядывает в коридор.
Меньше, чем через минуту перед ним стоит Имс, от которого едва различимо пахнет дымом и озоном. Капли дождя стекают с его волос на лоб, и одна только что скатилась вниз до самого кончика носа.
– Спасибо, – говорит он, все еще держа телефон у уха.
Артур хватает его за лацкан и втаскивает внутрь полутемной квартиры, захлопывая дверь свободной рукой.
– Ответь мне, – просит он, заглядывая Имсу в глаза, пытаясь отыскать в них то, что, он теперь уверен, давно уже там, но что мучительно нужно услышать.
Имс осторожно прикасается к его лицу, задевая завитки волос у него за ухом, проводя большим пальцем по щеке. Артур невольно льнет к его ладони и делает еще один шаг навстречу.
– Я думал, тебе не нравятся мужчины, – говорит Имс. В его голосе слышится притворное изумление и теплота давней, искренней привязанности.
– Нет, – отвечает Артур, скользя руками по мокрой шерсти пальто, рассеянно стирая оставшиеся на плечах капли воды. – Мне нравишься ты.
Когда их губы встречаются, Артуру кажется, что он, наконец, упал. Все прошло, ощущение нескончаемого полета между небом и землей растворилось. Его земля чуть суховатая и мягкая, и обезоруживающе нежная.
Этот поцелуй не похож ни на один из тех, что были до. Ни нерешительности, ни податливости – сумасшедшее, обоюдоострое желание, захлестывающее с головой. Ему хочется отдаваться без остатка, еще и еще. И Артур прижимается совсем близко, обвивая Имса руками, отрываясь от его губ только чтобы отдышаться и почувствовать, как он еще крепче обнимает его и прячет лицо между воротом рубашки Артура и его горячей шеей.
– Я так скучал по тому, как ты пахнешь. Как смотришь на меня, как ты… Артур.
Его слова щекочут кожу и согревают изнутри. Артур закрывает глаза и старается не думать о том, как страшно и восхитительно вот так обнимать того, кого, кажется, искал тысячу лет и случайно нашел, едва не потеряв.
@темы:
inception,
трава